Ольга Акуневич, занимаясь историей своего рода, сделала немало открытий в истории страны

К концу XVIII века манифестом российской императрицы Екатерины II решена была участь Запорожской Сечи. По-разному складывались судьбы казаков. Спус­тя годы иные из запорожцев осели на белорусских болотах в Полесье — в Автюках (в настоящее время знаменитая фестивалем народного юмора деревня) и Боруске на территории нынешнего Калинковичского района Гомельской области. И был среди пришлых казаков некто Спиридон Гаркуша. Здесь он дал жизнь сыну Сергею, а тот своему сыну Карпу, а его уж сердце радовал наследник Иван…

Ольга Акуневич, профессиональный историк, до недавнего времени и предположить не могла, что тот монарший манифест может иметь хоть какое-то отношение к судьбе ее рода. Сколько знаю ее, а знакомы мы ни много ни мало три десятка лет, столько работает Ольга Ивановна в областном краеведческом музее. Одно время возглавляла его, сейчас — заведующий Художественным музеем. Интерес исследователя вел ее по самым разным закоулкам витебской истории — послереволюционной, военной, художест­венной культуры, но вот личная — до поры оставалась неизученной.

— Лет пять уже занимаюсь родословной, теперь располагаю сведениями о предках до начала XIX века, которые и по материнской, и по отцовской линиям — крестьяне. Родители были учителями, интеллигентами в первом поколении, — поделилась Ольга Ивановна. — Папа Иван Карпович Гаркуша — историк, по его примеру и я выбирала профессию, он работал директором школы. Ушел из жизни в 2011-м. В послед­ние годы много рассказывал о своих деде и прадеде, просил записать все, что сам помнил и знал. Я восприняла его слова как духовное завещание, как по­следний отцовский наказ. В память о нем стала заниматься историей рода, корни которого восходят к запорожскому казачеству из Украины. Хотя и отец, и дед записаны были белорусами.

Казаки Гаркуши, осев в Автюках, занялись земледелием. Кстати, фамилия и теперь в тех местах не редкая. Собирая сведения о прадеде своем Сергее Спиридоновиче Гаркуше (примерно 1834 года рождения) и прабабке Федосии Ивановне Гарист, собеседница моя выяснила, что умерли они в один год, в 1907-м.

Деда Карпа Сергеевича она застала маленькой девочкой. Из рассказов отца узнала многие подробности его жизни и в период коллективизации в 1920 —1930-х, и во время Великой Отечественной войны. В этой частной истории отразились черты эпохи.

— Карп Сергеевич слыл тружеником. Имел крепкое хозяйство, большую семью — пятеро детей. Причем у них была значительная разница в возрасте — отец мой 1928 года рождения, а его старший брат Ефим — 1910-го. Тогда это не было редкостью, — рассказывает Ольга Ивановна. — Однажды всей семьей убирали сено в поле, справились к началу грозы. Но дед увидел, что помощь нужна другой семье, и вместе с детьми кинулся подсобить. Это оказалась семья лесничего, тот оценил поддержку. Позвал деда к себе лесником.

Много позже отец показывал мне лес, посаженный Карпом, он был особого порядка, красивый. И я испытывала чувство гордости за то, какой след в родных местах оставил мой дед.

Как гласит семейное предание, он подлежал раскулачиванию. Спас районный про­курор, который квар­тировал у него и уважал деда за по­рядочность, деловитость. Шепнул ему о беде. Карп Сергеевич в одночасье собрал пожитки, бросил добротный дом в деревне и со всей семьей перебрался в стражу, на заимку лесника. Повезло, его не стали искать. А дом дедов разобрали и построили школу в деревне. Во время войны Карп Гаркуша, как и большинство лесников, помогал партизанам, был связным Калинковичской партизанской бригады. А жена его Марина Филипповна Борисенко пекла для них хлеб. Дед также был проводником через болота для десантированных советских опергрупп… Об этом люди того поколения мало рассказывали, и только через много лет узнала, что дед, оказывается, герой.

Тимофей Устинович Нестеренко с женой Ефросиньей и старшей дочерью Лёлей. 1940 год.

Интерес к линии отца привел Ольгу Ивановну к необходимос­ти записать все, что было из­вестно и о родовой истории ее матери Александры Тимофеевны Нестеренко, которая окончила витебское педучилище, преподавала математику. Судьба ее семьи всегда была связана с Витебщиной. Ольга Ивановна начала кропотливую работу по изучению белых пятен.

Она перелистала «Витебскую старину» краеведа Алексея Сапунова, делала запросы в Подольский архив Минобороны России, обращалась в Национальный исторический архив и в Госархив Витебской области. Да и подключилась вся семья, стали собирать информацию по крупицам.

— Отец мамы Тимофей Устинович Нестеренко, мой дед, родом из деревни Зенковщина, ранее Михаловщин­ской волости Полоцкого уезда Витеб­ской губернии, а ныне — территория Шумилинского района. Этой деревеньки теперь нет на карте области. По опи­са­нию Сапунова Зенковщина на 1906 год

была маленькой, семь дворов, однако со своим колодцем. А вот в соседней деревне люди брали воду из озера Добеевское, — рассказала собеседница. — Прадед Устин Алексеевич Нестеренко жил там с конца XIX века, работал кучером у пана, а после революции, в период нэпа, в 1921 году завел свой извоз. Имел две брички с лошадьми, перевозил товар, людей из Шумилино в Бешенковичи и наоборот. В доме у него одна половина была жилая, а вторая отдана под чайную, где люди могли отдохнуть. Было у Устина семь сыновей и две дочки. Когда сыновья вырастали, дед их отселял, давал небольшой кусок земли, толокой строили дом. От своего родного дяди Владимира Нестеренко довелось узнать, что Зенковщину часто называли деревней семи устинят — семь дворов и в каждом сын Устина...

Интересно знать про крестьянский уклад первых советских лет, такого в учебниках, конечно, не прочитаешь. В истории из первых уст присутствуют имена не выдающихся, а обычных людей со своими характерами, взглядами, устоями. Жену Устина Алексеевича Пелагею Тимофеевну в родне вспоминали как умницу, скромницу и мудрую женщину, благодаря которой все девять детей получили начальное образование, а затем и ремесло, каждый по душе и способнос­тям. Были среди них и гармонист, и кузнец, и портные. Дед Ольги Ивановны Тимофей выучился на портного, шил женскую одежду, а потом и шапки, кожухи, слава о нем шла по всем окрестным деревням. Когда пришло время жениться, услышал Тимофей, что живет в дальней деревне девушка, о красоте которой молва идет по округе. Ее так и звали все — красавица! Поехал свататься. А невес­та-то Ефросинья Амосовна Ба­ра­нов­ская, оказалось, уже была сосватана. Но когда родители увидели красавца Тимофея и узнали, что он при деле, две машинки «Зингер» имеет (по тем временам, говорят, одна такая дороже коровы стоила), отказали прежнему кавалеру.

— Дед с бабушкой поженились в 1924 году. В семье знают, что он так любил свою суженую, что к каждому походу в гости шил ей новое платье… — рассказывает Ольга Ивановна. — В 1920-е годы здесь у нас было малоземелье, в Советской стране создали переселенческий фонд, власть призывала осваивать земли в Сибири. Чтобы привлечь людей, им давали неплохие подъемные, обеспечивали лесом для постройки; молодежь освобождали от армии. И Тимофей Устинович решился на переселение, тем паче на Ангаре жил родной брат его тещи Евдокии Никитичны Сваевской, моей прабабушки... Я ее помню, она успела даже меня понянчить. Была лекаркой, к ней многие в деревне ходили лечиться.

Карп Сергеевич и Марина Филипповна Гаркуша с дочерью Надей. 1954 год.

Какие фантастические зигзаги порой делает судьба. В большой семье Сваевских было много детей, в 1915 году их родственники (похоже, попавшие под переселение при царской России, — в Сибирь отправлялись многие крестьяне из Могилевской, Витебской губерний) уговорили доверить им одного из сыновей и увезли с собой с Витебщины в Сибирь. Ну а там стали использовать как работника. Парень решил бежать, в пути обогнала его богатая повозка, хозяин которой обронил кошелек. Вернулся, спросил у мальчишки с котомкой, не видел ли он, тот протянул кошелек. Забрал человек подростка к себе, воспитал и выучил. Так Порфирий Сваевский остался жить и работать в Сибири. Вот на его поддержку и рассчитывал Тимофей Нестеренко, приехав на Ангару. Однако долго не пробыл там, как говорит Ольга Ивановна, «бабы запричитали — назад домой хотим, в Шумилино».

— Вернулись в колхоз «Иск­ра», а потом его называли колхоз «518». Я интересовалась, почему так? Оказалось, запланировано было в годы первых пятилеток построить 518 новых пром­предприятий. В честь этого и колхоз назвали, — пояснила Ольга Ивановна. — Тимофея на некоторое время выбрали председателем…

Тимофей Устинович Нес­теренко погиб в октябре 1944 года в Литве. Его внучка бережно хранит семейные документы, среди которых единственное письмо, пришедшее от деда с войны. Из него извест­но, что служил автоматчиком, был ранен, затем назначен ездовым при кухне. В том письме, которое Ольга Ивановна не может читать без слез, дед как истинный крестьянин интересуется у семьи, «есть ли что купить», сообщает, что «в Латвии хозяева некоторые имеют по 25 коров. Немец их не обобрал, как обобрал Витебск».

Она узнала через Подольский архив, что дед похоронен в братской могиле в Майжешкяйском районе в Литве. Туда пока не добралась поклониться светлой памяти, но планирует такую поездку в следующем году.

— Как же справлялась после войны бабушка Ефросинья Амосовна, та самая красавица, избалованная вашим дедом? — поинтересовалась у Ольги Ивановны.

— Растила одна трех дочек. Трудилась не покладая рук… Любопытный факт, о котором я, историк, никогда не слышала раньше, впервые — от бабушки. Сразу после войны женщинам-сельчанкам предлагали ехать в Германию за коровами для колхозов. Отправилась в далекий трудный путь с другими и моя «красавица». Ехали в теплушках, назад сопровождали эшелон с коровами, кормили и доили их в пути. Когда вернулись домой, получили право взять по одной кормилице в свое хозяйство, — поделилась собеседница. — Тяжело жили, как все в послевоенное время. Однако бабушка выучила дочерей…

Ольга Ивановна признается, что благодаря своим поискам познакомилась с дальними родственниками, а расспросы старожилов родовых деревень позволили найти некоторые сведения даже о прапрадедах, например, о силаче Амосе Барановском из деревни Долгие, который запросто мог держать на поднятых руках по мешку картошки. И она не сомневается, что крона родового дерева еще пышнее, чем та, которая видна ей сейчас, еще более древняя. Есть острое желание в свободное время побывать в Национальном историческом архиве, где хранятся ревизские сказки. Это такие документы, отражающие результаты проведения ревизий податного населения Российской империи в XVIII — 1-й половине XIX веков. В них можно найти много интересного.

— Это моя мечта. Убедилась: чем больше узнаешь о предках, тем сильнее ощущаешь родовую энергию, она позволяет нечто новое открывать в познании самой себя, — уверяет Ольга Ивановна. — Словно кем-то свыше дано заглянуть в вековые зеркала и увидеть отражения «…тех, кого даже не знали... тех, кого пом­ним едва ли», чьи черты повторяя, продолжаешь свой род.

По материалам городской газеты «Витьбичи»

Другие новости