Лариса Морозова родилась в 1926 году на Урале. Но когда девочка уже училась в школе, отца-­военного перевели в Горький. Здесь семью и застала война.

— Мы закончили 7­й класс и воскресным утром 21 июня 1941 года всей нашей веселой, большой компанией собрались идти кататься на лодках по Волге, — вспоминает сегодня Лариса Морозова. — Было так здорово, у нас было такое замечательное настроение, что сообщение о начале войны даже сразу всерьез не восприняли. Как сейчас помню, кто-­то из наших ребят рукой махнул, мол, да все это скоро закончится — как на финской, повоюем три месяца и победим! Какие же мы были дети... Впрочем, никто тогда и подумать не мог, что Великая Отечественная станет в судьбе каждого из нашего поколения таким долгим и страшным испытанием.

До осени время прошло в тревогах и... бомбежках. Горький начали бомбить с первых же дней войны, ведь враги знали, что в этом городе сосредоточена мощь военной промышленности Советского Союза, многие заводы работали на фронт, выпускали и ремонтировали технику и оборудование, здесь стояли воинские части. А 1 сентября, как обычно, детей стали собирать на учебные занятия.

— Нашу среднюю школу №113 отдали под госпиталь, и для занятий учителя всякий раз находили какое-­то новое помещение, — продолжает свои воспоминания Лариса Леонидовна. — По тому, как много и с какими увечьями свозили в город раненых, мы могли предполагать о тяжести боев. Бомбежки не прекращались, город горел то там, то тут, жители выходили на тушение пожаров. Отец ушел доб­ровольцем на фронт, мама много работала, и я в конце концов бросила школу. Увидев объявление, что Горьковский телеграф набирает людей для работы связистами, пришла туда устраиваться. Сдала экзамен на грамотность — требовалось отличное знание русского языка — и за короткое время освоила аппарат Бодо.

15­летняя девчушка быстро повзрослела: работали сначала по 8, а потом по 12 часов, передавали по 600 и более телеграмм за рабочую смену, за опоздание на минуту — под суд. В основном приходилось принимать сообщения на военные заводы, нередко — о сборе средств на нужды фронта. Лариса Леонидовна запомнила, как духовенство писало на старославянском языке и ей пришлось буквально по буквам расшифровывать тексты! Обрабатывать сообщения нужно было молниеносно. В первую очередь передавали телеграммы «шторм» и «авиа» в связи с перелетами самолетов и переправами через Волгу: срок обработки «шторма» — не более 3 минут, «авиа» могла задержаться до 5 минут.

Денег, которые выплачивали, еле хватало на еду: бывало, выскочишь на обед, как вспоминала Лариса Леонидовна, добежишь до базара и купишь морковку, вот и вся еда. Кстати, центральный рынок вскоре тоже разбомбили. Страх долго жил в душе девушки: она сидела на такой связи, что аппарат нельзя было оставлять ни на секунду, а потому и во время бомбежки ей не разрешалось уходить в убежище...

Для молоденькой связистки Ларисы Кононовой (в девичестве) медаль «За самоотверженный труд и безупречную воинскую службу в тылу врага в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.» стала самой дорогой и высокой наградой.

И после войны, до 1946 года, Лариса еще продолжала работать на центральном телеграфе. А в Белоруссию ее привез муж: по долгу службы старший следователь на транспорте Василий Морозов оказался на Витебской железной дороге. Как вспоминает Лариса Лео­нидовна, не раз ей приходилось, устраиваясь на работу, начинать службу в связи с самого низкого, третьего, разряда! И все­-таки вновь вырастала до высшего. Так получилось и на Витебской телефонно-­телеграфной станции, куда она пришла в октябре 1956 года и проработала 30 лет.

Ларисе Леонидовне выпала дорога долгая, и в свои 93 года она в кругу родных и любимых людей. Но какие же испытания еще пришлось пережить ей и в мирной жизни!

По материалам городской газеты «Витьбичи»