Новости

До появления современных мощных лесовозов доставка древесины с делянок осуществлялась в населенные пункты, на перерабатывающие предприятия, к железнодорожным станциям в основном по воде. Даже в начале 1980-х на Западной Двине можно было видеть сцепки плотов.

 

На главной водной артерии Витебщины жизнь продолжала бурлить и в первые послереволюционные годы. Об этом рассказывают документы Государственного архива Витебской области.

В то время реки являлись главными путями сообщения. Грузы летом шли по воде, зимой конные подводы по ледяному панцирю торили снежный путь.

В сезон навигации по Двине вверх и вниз по течению передвигались пароходы, товарные лайбы под парусами, многочисленные лодки и плоты. Поэтому существовали определенные правила движения.

Например, сплавщики леса обязательно должны были причаливать к берегу во время «бурной и опасной погоды, а также во всех случаях, когда требование о временной задержке плотов последует со стороны агентов транспортного отдела». На реке были оборудованы специальные причальные пункты, где выдавались ярлыки на дальнейшее следование плотов в строго установленной очереди. Сплавщики несли «круговую друг за друга ответственность как за целость дров и материалов, так и за все убытки вследствие собственной неосторожности и неосмотрительности». Причиненный ущерб компенсировался из зарплат.

Сплав леса велся практически по всему бассейну Западной Двины. Были задействованы основные притоки (Торопа, Межа, Усвяча, Каспля, Лучоса, Оболь, Улла, Дисна, Дрыса) и формирующие их малые реки. Плоты ходили даже по проточным озерам, например по Лепельскому.

В период навигации многочисленные организации, занимающиеся заготовкой леса, нанимали артели плотогонов. Среди них были как профессионалы, так и люди, направлявшиеся на исправительные работы.

6 апреля 1920-го заведующий транспортным отделом Витгублескома Степан Кондрацкий подписал договор с 38 красноармейцами 2-й отдельной штрафной роты. Караванщиком (старшим) они избрали Тимофея Григорьева. Команда обязывалась связывать и сплавлять древесину из Бригитполья (за Суражем) по Западной Двине до Витебска или ниже по течению на указанный установочный пункт. Отправитель плотов снабжал штрафников средствами на покупку посуды для кипячения и хранения воды. Кроме денег, за каждый плот гонщики получали на всех 32,5 кг ржаной муки, около 5,5 кг соли и более 1,3 кг табака.

 

В июне 1920-го река сильно обмелела, и прикомандированных штрафников временно перевели в верховье на лесозаготовительные работы до подъема уровня воды.

В ту навигацию С. Кондрацкий подписал договор с М. Стеринзатом, который обязывался нанять «партию опытных и трудоспособных прихватчиков в числе 16 человек» для причала и установки плотов «выше Витебска, начиная от конечной граничной линии бывшего владения Архиерейская дача до причального пункта «Медвежья гора».

Прихватчики были представителями специальности речников с высокой степенью коррупционных явлений, потому что в значительной степени от них зависело формирование и очередность прохождения плотов.

Весной 1919-го возник скандал на причально-пропускном пункте (ППП) «Бригитполье». К слову, чуть выше по течению от деревни при низкой воде и сейчас можно увидеть очертания рюмов – огороженные земляным валом с вбитыми сваями сектора, куда загонялись плоты. Так вот, десятник Первой Лесной партии Бельского уездкома (Смоленская область) пожаловался в Витебск, что с рядчиков Стефана Андреева, Михаила Дмитриева и Никиты Иванова незаконно взяли деньги и в случае неуплаты угрожали задержать плоты: «Этот расход не может покрываться из сумм лесной партии и ложится всецело на рабочих, что вызывает их недовольство, тем более никаких квитанций не выдается». Кстати, позже десятник компенсировал подчиненным затраченные суммы.

 

Агент для поручений транспортного отдела Л. Носов выехал на место для разбирательства. Он выяснил, что прихватчики ссылались на существующий «обычай» получать чаевые от гонковладельцев. В качестве посредников выступили заведующий ППП С. Лапковский и его помощник Ш. Ливергант. Но они утверждали, что денег не вымогали, рядчики и приказчики давали их «на чай» за понесенные труды». В свою очередь уполномоченный артели прихватчиков Яков Фёдоров заверял, что денег у служащих ППП не брал. Однако транспортный отдел поставил на вид Лапковскому и Ливерганту «незаконность участия в приеме и передаче чаевых денег и предлагает на будущее время во избежание нареканий на служащих отстраниться от всякого содействия по урегулированию не предусмотренных договором требований».

В черте Витебска и его предместьях было более десяти пунктов по приему плотов, в том числе на трех лесопильных заводах. Во время разгрузки специальная комиссия подсчитывала и обмеряла бревна.

В устье Витьбы находился Подвинский склад, здесь по пояс в воде работал один сцепщик, еще пятеро рабочих вытягивали и складывали бревна в ярусы. Самым крупным хранилищем являлся плац «Луческое поле», в 1921-м его территория расширилась и была способна принимать 50 тыс. бревен. В определенные периоды мощностей складов не хватало, и плоты разбирались и укладывались по обоим берегам в центре города.

В разгрузке участвовали арестованные губтюрьмы и гарнизонной военной гауптвахты. Например, 16 мая 1921-го из общественной столовой им доставили 80 обедов, каждому полагалось 450 г хлеба.

Иногда случались заторы плотов, которые «загромождали фарватер и мешали рейсированию пароходов». Утром 31 мая 1921-го от пристани отошел пароход с двумя привязанными лодками, на которых прихватчики должны были убрать плоты у железнодорожного Риго-Орловского моста и ниже Марковщины у заразных бараков (тогдашняя инфекционная больница, сейчас на ее месте находится Витебский областной клинический специализированный центр).

Склады дров и деловой древесины обязательно охранялись. Если на гражданских воров находилась управа, то с расквартированными в разных местах города военнослужащими было сложнее. Они приходили группами и «на протесты заведующих участками и сторожей угрожали хулиганской расправой».

Летом 1921-го руководство разгрузочной частью транспортного отдела обратилось в Губчекасплав с жалобой. Так, солдаты автомобильной команды, расположенной во дворе Будникова по Лиорковой улице (1-я ул. Жореса) вблизи Дрожжевого завода Кушлянского, систематически похищали дрова и жерди «для своих надобностей». Не отставали представители воинской части, находящейся на Нижне-Петровской улице (южная часть Комсомольской) «в доме, принадлежащем немецкой кирхе», а также военнослужащие, размещенные в «доме Ритевского рядом с фотографией Мещанинова» на Вокзальной улице (Кирова).

 

Но и сторожа имели свои нарушения. Часто они разводили костры возле штабелей из бревен, что было категорически запрещено. Губпожарчека предупреждал: в случае обнаружения «будут арестовываться сторожа, контролеры и предаваться революционному суду с применением самых строгих наказаний».

С весны 1921-го активизировался экспорт леса в Латвию. До 26 апреля из Витебска в Дриссу (Верхнедвинск) было отправлено 53 тыс. бревен, подготовлено еще 57 тыс.

Первоначально лес передавался «на плаве» между Дриссой и Придруйском (сейчас латвийская Пиедруя). Затем был создан пропускной пункт по лесоэкспорту. Плоты накапливались на протяжении трех десятков километров от Дриссы до Нового Села, между ними курсировал катер «Москва» с представителями Народного комиссариата внешней торговли, контролировавшими ход поставок.

После подписания 18 марта 1921-го Рижского договора примыкавшие к левому берегу Западной Двины Миорский и Браславский районы стали принадлежать Польше. Спустя месяц туда случайно причалили восемь советских плотов, поляки отпустили только один.

Сплавщикам поступило указание – при движении держаться правого берега.

Авторское право "Витебские Вести"