Полицаи обложили хату соломой и подожгли. Люди кричали, плакали, некоторые бросались к окнам в надежде выбраться из пламени, хотя знали, что их встретит град пуль. Никто из обреченных не выжил.

Военные преступления пособников немецко-фашистских захватчиков — неотъемлемая составляющая геноцида белорусского народа в годы Великой Отечественной войны. В борьбе с партизанами и подпольщиками, в масштабных репрессиях против мирного населения оккупанты широко использовали полицейские формирования из числа предателей Родины, многие из которых проявляли холуйское рвение перед немцами и невероятную жестокость по отношению к соотечественникам. Изучение архивов позволяет заглянуть «в зазеркалье», увидеть картины страшных будней оккупации как бы «с другого берега».

Еще не отгремели бои по освобождению нашей земли от фашистской нечисти, а сотрудники советских спецслужб уже начали активно выявлять коллаборационистов, устанавливать степень их вклада в черное дело нацистов. Эта работа проводилась в течение практически всего послевоенного периода в истории СССР. Кого-то из предателей находили спустя десятилетия после Победы. Бывало и так, что изучение архивных дел, допросы новых свидетелей позволяли сотрудникам правоохранительных органов прийти к заключению, что наказание того или иного иуды хотя бы с чисто юридической точки зрения не соответствовало тяжести совершенного им преступления. С моральной же… Впрочем, эмоции, по возможности, в сторону.

В июне 1946 года старший оперуполномоченный оперативно-чекистского отдела Ухтимжелага МВД СССР, рассмотрев имеющиеся в его распоряжении материалы о «преступно-предательской деятельности спецпоселенцев Бобылева Ивана Максимовича, Волкова Аркадия Петровича и Зубова Михаила Петровича», вынес постановление о возбуждении уголовного дела по подозрению указанных граждан в совершении преступления, предусмотренного статьей 58-1а Уголовного кодекса РСФСР (измена Родине, за что в то время или расстрел, или, при наличии смягчающих обстоятельств, 10 лет лишения свободы).

Во время следствия Волкову, о котором пойдет далее речь, удалось в значительной мере скрыть от правосудия реальную картину совершенных им злодеяний. Тогда все выглядело так: красноармеец Волков в самом начале Великой Отечественной войны попал к немцам в плен, находился в лагере для военнопленных «5-й Полк» в Витебске, бежал оттуда в октябре 1941 года. Всеми, понимаете ли, силами стремился перейти линию фронта, чтобы в рядах Красной армии сражаться за Родину, но в декабре снова попал в плен, уже якобы под Москвой. В «5-м Полку», куда его вернули обратно, пробыл до января 1943-го.

Из показаний подсудимого в 1946-м:

«Тяжелые материальные и бытовые условия заставили меня дать согласие идти служить немцам. В полицейской школе был командиром отделения. Всего обучил три курса, это 27 человек. В борьбе с партизанами не участвовал. Отправлял гражданское население на рытье окопов. Охранял объекты». Однажды, утверждал Волков, со своим отделением попал в засаду партизан, «боя мы не приняли, а бежали обратно». Надо же, какие благородные полицаи… Правда, уже тогда следствие и суд установили, что в этой части своих показаний иуда лжет.

Военный трибунал войск МВД СССР при Управлении строительства Северо-Печорской железнодорожной магистрали на закрытом заседании 20 сентября 1946 года приговорил вышеозначенных спецпоселенцев к 10 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях.

Спустя 10 лет оперуполномоченный Комитета государственной безопасности при Совете Министров Коми АССР, рассмотрев архивно-следственное дело данных осужденных, пришел к заключению, что оснований для пересмотра судебного решения нет: Волков добровольно поступил на службу к оккупантам, участвовал в боях с советскими партизанами и был за это награжден своими хозяевами их немецко-фашистской медалькой на зеленой ленточке.

Шли годы. Множились показания как самих бывших полицаев, привлеченных к ответственности, так и свидетелей их злодеяний. В ноябре 1980 года военный трибунал Краснознаменного Белорусского военного округа в связи с вновь открывшимися обстоятельствами отменил вышеуказанный приговор в отношении Волкова. Его уголовное дело было направлено в следственное отделение управления Комитета государственной безопасности БССР по Витебской области для производства нового расследования — в связи с тем, что страшные преступления Волков творил на придвинской земле. Подозреваемого, который проживал тогда в поселке Нижняя Омра Троицко-Печорского района Коми АССР, арестовали 7 декабря 1980 года и доставили в Витебск.

По расследованию вновь открывшихся обстоятельств военная прокуратура Белорусского военного округа дала четкие указания, в частности: выявить возможный круг сослуживцев Волкова по карательному подразделению; установить тех, кто погиб вследствие карательных акций с участием Волкова, по факту их гибели допросить родственников и знакомых; максимально конкретизировать участие Волкова в карательных акциях.

А в конце декабря того же 1980-го взяли под стражу его дружка-приятеля по их бывшей совместной полицаевщине — Дмитрия Горбунова, жителя Лиозно, пенсионера. Впрочем, полицаи тоже бывшими не бывают: это клеймо остается навсегда. У них у обоих, как оказалось, руки были по локоть в крови. И обоим предстояло сесть на скамью подсудимых по одному уголовному делу — за то, что рьяно служили немецко-фашистским захватчикам и старательно убивали советских людей вне зависимости от их пола и возраста.

Биография молодого Волкова до его перехода за черту вроде как даже взывает к уважению. Уроженец Московской области. В городе Фрунзе, столице Киргизской ССР, где его отец работал бригадиром каменщиков, был активным комсомольцем, состоял в Обществе содействия обороне, авиационному и химическому строительству (известный Осоавиахим), в качестве агитатора участвовал в подготовке выборов в местные Советы депутатов трудящихся. Юношу, который трудился во фрунзенской типографии, его товарищи торжественно проводили в Красную армию на срочную службу. Мероприятие состоялось 3 мая 1941 года. Звучали пламенные и правильные речи с соответствующим наказом защитнику Родины… Всё тогда было, как в песне поется, впереди, «всё пока накануне», в том числе и суровое «или — или». Подав­ляющее большинство советских людей, то есть весь многонациональный народ, сделает выбор в пользу мужества и чести. Волкова среди них, увы, не окажется.

Если он сказал следствию и суду правду, рядовой противотанкового батальона Волков участвовал в обороне Витебска. При попытке переправиться через Западную Двину в черте города попал в плен. Действительно оказался в «5-м Полку». В самом деле бежал из лагеря — осенью 1941-го. Пережил отмеренную ему долю «хождения по мукам». И вот здесь наступает один из ключевых моментов в его судьбе, потому как у Волкова было несколько возможностей сделать верный шаг, хотя бы даже рискуя быть расстрелянным немцами или предстать перед партизанским судом. Не пробивался он через линию фронта к своим. Своих нашел в другом месте, поступив на службу в Сутокскую волостную полицию Лиозненского района. Затем, получив по две лычки на погоны, пистолет, автомат, белую повязку и полицаевскую шапочку, унтер-офицер Волков стал командиром отделения в карательном отряде под командованием предателя Родины Матросова. В этом отряде уже подвизался Горбунов.

Вот ключевые оправдания Волкова: не пошел бы в полицию — оказался бы снова в лагере для военнопленных; не стрелял бы в обреченных — расстреляли бы меня; ушел бы в партизаны — меня, возможно, тоже расстреляли бы; а потом уже было поздно… Да, действительно, после десятков убитых им лично было уже поздно.

Горбунов родился в 1923 году в Лиозненском районе. В Витебске до войны на фабрике «Красный Октябрь» был затяжчиком обуви. А в отряде Матросова в 1942 году стал пулеметчиком. Во время суда пел ту же песню: не пошел бы в полицию — меня и мою семью расстреляли бы. И по этой причине, также имея в своем распоряжении шапочку и повязку, за милую душу палил в людей из ручного пулемета системы Дегтярёва.

«В составе отряда Горбунов и Волков принимали личное участие в карательных операциях против партизан, убийствах и истязаниях мирных граждан», — записано в протоколе открытого судебного заседания военного трибунала Белорусского военного округа, которое состоялось в Витебске 11 мая 1981 года.

Летом 1942-го в Лиозно Волков расстрелял из нагана перед строем карателей мужчину, подозреваемого в связях с партизанами. Осенью того же года конвоировал на окраину Лиозно тяжело раненного советского десантника, где расстрелял его из автомата.

В списке черных дел пулеметчика Горбунова и автоматчика Волкова — расстрел в окрестностях Лиозно 15 партизан (лето 1942-го). Осенью того же года Волков, участвуя в расстреле восьмерых мужчин и женщин за связь с партизанами, лично убил одного мужчину из нагана. Здесь надо понимать, что в тех случаях, когда группа нелюдей с белыми повязками палила по обреченным из стрелкового оружия, установить личный счет каждого полицая затруднительно. Но это не меняет сути. Разве важно, чья именно пуля из отряда карателей оборвала жизнь того или иного советского человека? А по другим эпизодам одного большого и тяжкого преступления Волкова и Горбунова многочисленные свидетели говорили об их конкретных смертельных выстрелах.

В конце 1942-го с участием Волкова был расстрелян советский офицер.

Весной 1943-го Волков и Горбунов усердствовали во время карательной экспедиции в районе деревни Княжно Руднянского района Смоленской области, когда от рук полицаев погибли 12 советских патриотов.Летом 1943-го эти двое участвовали в карательной экспедиции в Лиозненском районе, во время которой полицаи убили 20 мирных жителей, среди которых были дети, женщины и старики. И тогда же, летом, в деревне Пацево Лиозненского района каратели открыли огонь по одному из домов, убив при этом двух мужчин и одного ребенка — малолетнюю девочку Нину Китченко. Горбунов стрелял, как обычно, из пулемета.

Отдельной главой в судебном повествовании о злодеяниях двух убийц записана трагедия деревни Асташево Чашникского района, одной из многих белорусских сестер Хатыни. 22 апреля 1944 года полицаи заживо сожгли в одном из домов 22 человека, включая женщин, детей, стариков. Их согнали со всей деревни. Волков доставил к этому дому пятерых человек. Горбунов стоял в оцеплении. Когда хату охватило пламя, эти двое вместе с другими полицаями стреляли в тех, кто пытался спастись.

«Во время конвоирования люди плакали, просили их отпустить, не хотели заходить в дом, — показал на суде Горбунов. — Полицейские били их прикладами, силой заталкивали туда. Дверь дома закрывал начальник Чашникской полиции… Когда дом сильно загорелся, люди стали кричать, многие бросились к окнам. В них из автоматов стреляли полицейские Волков, Максимов, Митрофанов и другие. Я не стрелял в обреченных. Деревню тогда полицейские полностью сожгли».

Стрелял и ты, иуда, стрелял! Об этом, в частности, говорил на суде свидетель Горошкин: «Из полицейских я видел там Максимова, Горбунова, начальника Чашникской полиции Сайкина. Когда дом стал уже сильно гореть, обреченные бросились к окнам, начали кричать, плакать, пытались выбраться наружу. Полицейские открыли по ним огонь. Максимов стрелял из автомата, Горбунов — из ручного пулемета».

Военный трибунал признал Волкова и Горбунова виновными в преступлении, предусмотренном частью 1 статьи 61 Уголовного кодекса БССР, и приговорил обоих к расстрелу.

Верховный суд СССР не счел кассационные жалобы обоих обоснованными и оставил приговор в силе. Президиум Верховного Совета СССР ходатайство о помиловании Волкова отклонил.

В отношении Волкова приговор был приведен в исполнение 26 ноября 1981 года. Горбунов своей законной пули не дождался: умер в заключении, каждый день, каждый час, каждое мгновение ожидая, когда за ним придут…

Они оба утверждали, что в карательный отряд вступили не добровольно, а под угрозой расстрела. Но об угрозе такого рода никто из 20 свидетелей, выступавших в суде, не говорил. Зато свидетель Ивановский показал: «Горбунов участвовал почти во всех операциях отряда Матросова и всегда отличался смелостью».

«Граждане судьи! — писал Горбунов с мольбой о помиловании. — Я обращаюсь к вам с раскаянием за совершенные мною грехи. Вся моя жизнь прожита без жизни, в ожидании наказания…»

«Вину осознал, — утверждал в кассационной жалобе Волков. — В содеянном чистосердечно раскаиваюсь. Считаю, что, отбыв наказание по приговору 1946 года, уже искупил часть моей вины в этом тяжком преступлении».

А вот и нет, Волков! Даже высшая мера, предусмотренная законодательством, не может уравнять тяжесть этой вины с весом столетий, тысячелетий, вечности — вины иуды в преступлении, которому нет и не должно быть срока давности.